22.07.17

Исповедь пропагандиста


В этом материале The Insider предлагает узнать о том, как устроена пропаганда на российском телевидении, непосредственно от сотрудников государственных телеканалов. Первая часть «исповеди» посвящена цензуре и пропаганде в новостном эфире, вторая часть — тому, как организована пропаганда в политических ток-шоу. 

В первой представлены исповеди сотрудника телеканала «Россия», сотрудника телеканала RT, и бывшего шеф-редактора «Вестей». Они рассказывают о том, как Кремль контролирует политическую повестку, почему редактора новостей можно безнаказанно избить прямо в студии, что сотрудникам госканалов говорят люди из регионов и как деньги вытесняют политические убеждения.

--------------------------------------

Часть I. Как делают новости на государственном ТВ


Сотрудник телеканала «Россия»:


Понятно, что не может быть ни социальных, ни политических протестов в эфире. Навальный когда в апреле выступил, каналы молчали 2 недели, потом только что-то стали комментировать. Все, что касается политики, согласуется, иногда перестраховываются и на всякий случай не дают ничего. Иногда, наоборот, дают указание освещать – например, когда были майские указы, нам из Кремля привезли папку, на которой крупными буквами было написано «ИМБАРГО» через «И». Когда Трамп стал кандидатом, дали указание давать только позитив. Так и давали, пока он не начал по Сирии удары наносить. Если в Кремле были чем-то недовольны – все решалось моментально. С коллегой был случай: президент был на елке в Кремле, то ли не тот ракурс дали, то ли еще какой-то технический момент – сотрудника мгновенно убрали с дневных эфиров. Но вообще в Кремле смотрят только 20-часовой выпуск «Вестей Недели», все остальное Добродееву малоинтересно. Он вообще уже от всего устал, и ему не до чего, кроме того, чтобы выходила итоговая программа.

Помимо политической цензуры есть еще и блок на некоторые госкорпорации. Я знаю как минимум про одну государственную компанию, у которой есть бюджет на блокировку негативных упоминаний. Это общеизвестный факт. В эфире она если звучит, то очень обтекаемо, а если серьезное что-то, то не звучит никак.

Я говорю не только о техническом браке, но и о профессионализме в целом. Вот, скажем, был скандал с Антоном Лядовым, корреспондентом «Вестей», когда он снял репортаж  во Франции, исказив слова участниц акции протеста. Каналу пришлось оправдываться… Или он же, Антон, во время Олимпиады в Бразилии в одном из своих репортажей вновь отличился: «Здесь говорят на бразильском языке»… Вот недавно ему медаль дали, говорят, что его кто-то крышует активно. Ничего ему после того эфира из Франции не было, канал его стал выгораживать. Сделали отдельный выпуск, 150-минутный репортаж, что французы не знают французский, бабушки сказали то, что сказал Антон Лядов и так далее. Дурость какая-то.
Ведущий,  если хочет сесть в кадр, должен с кем-то вступить в интимную связь, чтобы его продвинули. Или кого-то надо сознательно очернить или подставить, чтобы человек говорящий допустил брак в эфире, разными способами можно это сделать.

В этих условиях, разумеется, нет никакого корпоративного духа. Когда двух наших ребят корреспондентов убили на Донбассе, в 11 утра было прощание. Пришел Добродеев, Златопольский, еще несколько человек. Не было некоторых сотрудников «Вестей». Добродеев звонит Ревенко, тот говорит: «У нас же летучка»…

Пропаганда, конечно, мощно промывает головы, особенно в регионах. Я сам был шокирован тем, насколько люди однобоко воспринимают. Когда общаешься с жителями регионов, понимаешь, насколько легко все-таки управлять Россией. Я удивляюсь – как можно так рассуждать, а они в ответ — «вы же сами сказали». Я пытаюсь им объяснять: «Надо же анализировать. Смотрите РБК, смотрите Дождь». — «А что такое Дождь?». — «Включите и посмотрите». — «Но они же врут все!».

Воровство и кумовство на канале страшное. Обычные корреспонденты получают по 30 тысяч, а, к примеру, у Скабеевой почти 400 тысяч зарплата. Там образовался такой семейный тандем, Скабеева-Попов, командировки были у них с таким бюджетом, в Нью-Йорк они летали, какие-то проводили свои «расследования». <подробнее о фейках в эфирах Евгения Попова см. здесь>.
Супруги Ольга Скабеева и Евгений Попов
Еще один показательный момент: помните, принимали закон о «гей-пропаганде»? На телевидении много представителей ЛГБТ-сообщества, включая топ-менеджмент. И что, кто-то хоть слово против сказал? И такое не только на ТВ. Общался с одним депутатом, когда был принят этот закон, спрашиваю его: «Что это было? Вы же там все одного цвета. Поименно могу назвать». Отвечает: «Старина, пойми правильно, это был социальный запрос общества, мы пошли навстречу, так было надо». Но не было такого запроса, конечно. Государственные СМИ, власть, депутаты, госкорпорации – везде есть в руководстве геи. Живут ли они в конфликте с совестью, не знаю, но, по крайней мере, все на своих местах, значит, всех всё устраивает… Я что-то не слышал о громких отставках и резонансных увольнениях.

Дмитрий Скоробутов, шеф-редактор «Вестей» до августа 2016 года:


На канал «Россия» я пришел в 22 года. Проработал там 15 лет. Последние 10 лет был шеф-редактором ночных, утренних и дневных выпусков «Вестей». Признаюсь, у меня были убеждения. Искренне считал, что все у нас делается правильно, что тот же Навальный – агент Госдепа, и так далее. Мы же там как в зазеркалье. Мне нравилась моя работа и я делал её качественно. Претензий не было. В этом смысле стыдиться мне нечего.

Но, конечно, я видел несоответствие между тем, что мы показываем и реальностью. Я же человек простой, не элита, вижу, что происходит. Постепенно стал более критично воспринимать работу. Иногда пытался давать в эфир то, что не разрешали. Например, массовое отравление детей-инвалидов в Иркутской области в августе прошлого года. Замдиректора «Вестей», после сомнений и раздумий, разрешил. В итоге были проверки, ситуация получила резонанс. Но эта тема была неполитической. В политике никто самодеятельность не позволит.
Многие коллеги все понимают. Вот, например, шеф-редактор программы «Вести Недели», насколько я знаю, придерживается оппозиционных взглядов, но все это не мешает ему делать «Вести Недели». Думаю, это вопрос денег. Высокая зарплата помогает побороть сомнения тем, у кого они есть.

Но далеко не все хорошо зарабатывают. У меня и моих сотрудников были смешные зарплаты. На руки я получал 57 тысяч, из которых оклад по контракту – 8 600. Мои редакторы, девочки, за которых я бился, около 40 тысяч на руки. Был скандал, когда я пошел к Жене Ревенко (бывший директор «Вестей»), говорю: «Евгений Васильевич, вот такая ситуация: одна моя сотрудница – мать-одиночка, вторая – молодая семейная девочка, зарплаты 35 тысяч. Как вы считаете, это нормально?». С большим трудом он прибавил по 5 тысяч. Конечно, за это я получил по голове – истерику устроила так называемая «куратор» утренних выпусков Саша Воронченко: «Да как ты мог?! Да кто ты такой?! Да в обход меня!» Отвечаю ей: «у тебя люди по 10 лет и копейки лишней не видели, а тут 5 тысяч…» И люди за такие деньги работают. Дежурная у эскалатора в метро получает столько же, а мы делали федеральные выпуски «Вестей».

При этом именно утренние выпуски — я, в частности, говорю о своих программах, давали самый высокий рейтинг на канале. Иногда цифра достигала 37-42%. Значит, люди смотрят, продукт востребован. Но при этом мы даже «спасибо» не слышали, не говоря о каких-то премиях. Их дают «кому надо»… Как-то зашел к заместителю Добродеева, говорю: «Ольга Генриховна, посмотрите, пожалуйста. Это унизительно же! Мои сотрудники получают по 35 тысяч!». Она полистала свои ведомости: «Вот, Дмитрий, есть зарплаты 29 500, в «Вестях-Москва», так что у вас все хорошо». А есть зарплаты для своих «жучек-внучек-дочек». По 200-300 тысяч и больше… В холлах ВГТРК долго висело объявление: «На ВГТРК работает антикоррупционная комиссия. Просим о фактах коррупции сообщать по такому-то адресу». Смешно…

В общем, работал за совесть, можно сказать. Нравилось делать новости. Жить ими. Старался защищать коллег, помогать им. Но…
Меня избил мой сотрудник – режиссер монтажа Михаил Лапшин, на рабочем месте, при полном бездействии охраны
Переосмыслить всё заставил инцидент, который произошел 17 августа прошлого года. Меня избил мой сотрудник – режиссер монтажа Михаил Лапшин, на рабочем месте, при полном бездействии охраны. Причина нападения – мое замечание по случаю его очередного брака в эфире. Когда я сел писать докладную (на них руководство «Вестей» все равно не реагировало, хотя брак в эфире буквально множился), он набросился на меня. Я попал в Склиф. Сотрясение мозга, ушиб головы, закрытая черепно-мозговая травма. Миша любил выпить, нападение на меня – не первый такой случай, несколько лет назад был избит другой сотрудник. Руководство «Вестей» и этот случай решило «прикрыть», а меня – заставить молчать.

Директор «Вестей» Андрей Кондрашов, который испугался огласки, неоднократно повторял, что уволит меня, если я буду защищать себя юридически, пойду в суд. Саша Воронченко потребовала не писать заявление в полицию. Начали давить, игнорируя состояние моего здоровья. Самого Лапшина сразу после нападения спрятали от полиции – быстро отправили в отпуск. Я же, в свою очередь, начал получать угрозы от руководства.

На мои официальные запросы ни Служба безопасности ВГТРК, ни руководители холдинга не реагировали. Записи камер видеонаблюдения, которые все зафиксировали, от меня спрятали, полиции их не выдали. Кондрашов на личной встрече повторил, что «я буду уволен, если пойду в суд с иском против Лапшина», что «выяснять отношения с Лапшиным я смогу лишь не являясь сотрудником «Вестей». Кондрашову важна «репутация компании», как он мне сказал. А то, что в его редакции производственные вопросы решаются побоями, его, похоже, не волнует. Больше месяца пытался решить всё мирно, внутри холдинга, предлагал Кондрашову хотя бы административное взыскание наложить на Лапшина, но ничего не происходило.

Примерно через месяц, на условиях анонимности, коллеги сообщили, что «готовится твое увольнение, твой вопрос на повестке дня, но они ничего не могут придумать» и т.д. Тут я уже начал бороться за себя: пытался забрать с канала свои трудовые документы – мне практически ничего не выдавали. Пришлось вызывать Государственную инспекцию труда. После того, как она провела проверку и вынесла предписание каналу, мне кое-что выдали, но некоторых важных документов у меня нет до сих пор.

Новый юрист канала «Россия» Инна Лазарева не смогла выполнить команду руководства – «что-то придумать», поэтому грубо нарушила закон, Трудовой кодекс, и незаконно уволила меня, зная, что я на больничном листе. И уверенно заявила, что «я совершаю большую ошибку», что «ничего не докажу» и т.д. Сейчас уголовный иск в отношении Лапшина находится в кассации, в Мосгорсуде, мой адвокат и я, мы не можем ничего сделать: мировой и районный (Савеловский) суды незаконно отказывают в приеме иска к производству. Трудовой иск к каналу «Россия» слушается в Симоновском суде. 20 июня первое заседание.
Мы же воспринимаем любое событие как картинку и текст
До этого инцидента с избиением я жил, как мои коллеги, в параллельной реальности. Мы же воспринимаем любое событие как картинку и текст, это уже издержки профессии. Для меня события автоматически превращаются в редакторский или корреспондентский текст и видеоряд. Теракты, катастрофы, социальные проблемы и все прочее – это лишь картинка и текст. Потом уже, дома, после эфира, и то не всегда, думаешь: Боже мой! Там же погибло 100 человек! В этом теракте в Кабуле… Или еще что-то – задней мыслью. А, поскольку работаем в прямом эфире, это же еще и оперативность, надо быстрее все это делать, рефлексировать не успеваешь.
Но в целом все и всё понимают, но кого-то удерживают деньги, а кого-то, кто работал за гроши, как я – желание оставаться в профессии. Все-таки, несмотря ни на что, мы получаем удовольствие от этой работы, производство новостей – это очень интересно.

Идеологическую повестку нам, шеф-редакторам, не формулировали, мы двигались в общем русле. У многих интуиция на таком уровне, что без указания сверху мы всё правильно даём в эфир. Помню, кстати, как президент и премьер-министр сделали противоречивые заявления по поводу Химкинского леса. Премьер дал один комментарий, президент другой. Воронченко, которая в тот момент была на Дальнем Востоке, вообще слилась: «Выкручивайся сам». В общем, сделал все правильно – противоречий между словами президента и премьера в эфире не было…

Проблемы возникают редко, потому что нам заранее говорят, что не давать в эфир. Например, прошлым летом арест ректора Дальневосточного университета. Замдиректора «Вестей» сказал «не давать». Выяснять причины я не стал. Иногда бывает, что вводные меняются несколько раз в течение дня, ситуация же развивается, бывает что и в течение получаса приходится, что называется, в прыжке переобуваться. Со временем формируется профессиональная интуиция, ты понимаешь сам, что дать в эфир, что не дать. Советуешься, если сомнения.
Обычно за несколько часов до эфира согласовывался план выпуска, в котором все расписано: что даем, что нет. В том числе и по персоналиям. В плане есть такая строчка «не даём» или, как ее гениально «зашифровала» Саша Воронченко, «НД». Почему-то в неё попадали какие-то фигуры даже из власти. Бастрыкин был, Астахов, Жириновский почему-то. Кого только не было. Я не спрашивал, почему.

К сожалению, профессиональный уровень руководства «Вестей» снижался с каждым годом. Долгое время у нас была великолепная руководитель Юлия Анатольевна Ракчеева. Железная дисциплина и высочайшее качество новостей. Потом Женя Ревенко, сейчас Андрей Кондрашов. Деградация, на мой взгляд. Из-за этого и люди уходили: корреспонденты, шеф-редакторы, редакторы, ведущие… Атмосфера на канале тоже та еще. Интриги, кумовство, унижения, алкоголизм.

Все это отражается на эфире. Меняется отношение и телезрителей к «Вестям». В прошлом году я дал интервью в родном городе, Красноярске, был шквал негативных комментариев. Спрашиваю земляков: «Почему?». Отвечают: «Дима, потому что ты из «Вестей». И дело не в тебе лично…». Когда «Вести» говорят одно, а реальность другая, люди это видят и чувствуют на себе, возникает протест.
Со знакомыми тоже было тяжело общаться. Задают вопросы. «Почему это не так даете? А вот тут исказили. А вот тут переврали». Многие мои знакомые телевидение не смотрят. Молодежь вообще давным-давно потеряна. «Первый канал» ещё держит аудиторию, потому что там более качественный продукт, очень хорошие деньги вкладываются. Константин Эрнст прекрасно делает телевидение. А Добродееву «надоело всё» и он «давно хочет на пенсию», как говорят люди в его окружении…

Многие ведущие – говорящие головы, которые не понимают, что им пишут и что они озвучивают. Был случай, когда Совбез ООН решал судьбы мира – важнейшее голосование, мы его ждали, это была первая новость. Мы оперативно всё дали, и вот мой ведущий один выпуск читает, второй, третий, четвертый, на пятом или на шестом он мне говорит: «А ты видел, что Совбез ООН проголосовал?». Отвечаю: «Коля, а ты видел, что это у тебя первая новость уже шестой выпуск подряд?». Думаю, им вообще все равно, что зачитывать, они лишены любой рефлексии. Как-то в беседе с помощником Добродеева – Сашей Ефимовичем — я задал вопрос: «Саша, вы же видите, что ВГТРК деградирует, что умных и думающих людей убирают. Почему?» Он ответил: «Нам нужны люди-функции, а не творческие единицы».

Выйду ли я на акцию 12 июня? Не знаю, я в сомнениях. Как сказал один мой приятель: «Дима, из таких, как ты, формируются самые ярые оппозиционеры». Может это и правда. Я же знаю, как все это устроено и что я сам делал…

Сотрудник телеканала RT:


Как место работы RT — хорошая компания. В смысле зарплаты, медстраховки и условий вообще. А идеологически — это обычный пропагандистский канал. То есть освещаются только «правильные» темы и под «правильным» углом. Например, там куча сюжетов о нарушении прав человека в США, но о нарушении прав человека в России – ни слова. Короче, это то же самое, что биография Сталина, написанная Сталиным: проклятый Запад стремится к власти над всем миром, а Россия, в которой живут честные и миролюбивые люди, под руководством опытного наставника им успешно противостоит. <Подробнее о фейках телеканала RT см. в этом материале>

При этом на RT много нормальных и адекватных людей. Как мне показалось, большинству из них абсолютно наплевать на идеологию. Они работают, потому что им хорошо платят. Немало и тех, кто свою работу искренне ненавидит, но терпит, потому что уйти некуда. Уверен, что на «Первом канале» такая же фигня. Очень многие сотрудники RT ненавидят свою работу. Фразы типа «Как меня все *******» можно услышать где-угодно: в курилке, коридоре, столовой, студии, ньюсруме и проч.
Практически весь контент направлен на то, чтобы очернить Запад, подчеркивая и выпячивая те моменты, где тамошняя правящая элита себя дискредитирует
Аудитория RT в основном это та самая целевая группа, ради которой канал и создавался — люди в США и западной Европе, действительно недовольные своими властями и в целом политикой так называемого «Запада», но ничего не знающие о России. Последующие языковые версии — арабская и испанская — изначально были в большей степени рассчитаны на бывших воспитанников советских вузов и их потомков, но на сегодняшний день и эти два канала уже работают не для «русофилов», а для антизападников, также ничего не знающих и не особо желающих знать что-либо о России. Тут-то и кроется успех RT. Практически весь контент направлен на то, чтобы очернить Запад, подчеркивая и выпячивая те моменты, где тамошняя правящая элита себя дискредитирует. RT не говорит о России, а о «загнивающем Западе», поэтому вопрос о цезуре практически не стоит.
Поклонская в эфире RT примеряет ватник

В конкретно моей работе вообще никто не указывает мне, что можно, а что нельзя говорить. Конечно, у канала есть формат, позиция по разнообразным вопросам.  Поэтому какие-то темы RT поднимает, какие-то — игнорирует, события освещаются под каким-то углом, а не равноудаленно. Конечно, это не значит, что RT — царство свободы, равенства и братства, на котором можно вещать всё что в голову взбредёт. Кто-то, кто не согласен лично с позицией RT, разграничивает личное и профессиональное — выполняет ту работу, за которую получает деньги. Кто-то, кто не может этого сделать, уходит. Но у нас были случаи, когда сотрудники отказывались работать над той или иной темой, потому что были не согласны с позицией канала. Ничего, просто перебрасывали их на другую тему.

Политическая составляющая той информации, которую мы передаем, меня мало интересует, т.к., на мой взгляд, на «телеке» деньги не пахнут. Да и в политику я не лезу, мне и так радостей хватает. Но что мне сразу бросилось в глаза когда я пришел на канал, так это то, как совместились европейская модель организации работы внутри RT и наш, российский, менталитет! Что я имею в виду: нас всех изначально организовали в группы (team). Идея — банальна и стара как жизнь — сплоченность группы во время работы (эфира). В определенном роде руководству это удалось — со временем мы стали понимать друг друга с полуслова. Сюда же хотели включить некий командный дух, соревновательность… Но! Мы же в России… Это все обернулось тем, что каждый следующий team опускал работу предыдущего. И так — по кругу.

Часть II. Как делают политические ток-шоу на государственном ТВ


The Insider продолжает рассказывать о том, как устроена пропаганда на российском телевидении, на основании интервью с сотрудниками государственных телеканалов. Первая часть «исповеди» была посвящена цензуре и пропаганде в новостном эфире, вторая часть, которую мы публикуем сегодня — тому, как организована пропаганда в политических ток-шоу.  Во второй части мы покажем, как пропаганда выглядит со стороны самих организаторов политических ток-шоу и гостей их программ.

Сотрудник «Первого канала»:


Сначала я работала в программе «Политика», которая сейчас накрылась медным тазом по причине того, что Петр Толстой ушел в депутаты. Программа выходила поздно по средам. Сейчас это стало называться «Первая студия», Шейнин ее х**ачит в ежедневном формате по вечерам. Толстой ограничивался одним разом, мне кажется, это было более адекватно, ибо весомую знаковую политическую тему можно найти максимум раз в неделю, а на каждый день – приходится высасывать из пальца. Даже когда программу вел Толстой, это уже было дерьмо, но его ели не половником, а хотя бы чайной ложечкой. Шейнин, кстати, уже тогда при Толстом был у руля, хотя изначально работал у Познера. С чего вдруг он оказался руководителем всей политической редакции, мне сказать сложно: бывший прапор внезапно сделался идеологом всех программ.


Если говорить о «Время покажет», то стоит отметить, что программа действительно прямоэфирная, не вживую она выходила считанное количество раз по причине, допустим, личных планов ведущего. Из-за этого ответственность, конечно, мощно повышалась, нам постоянно ставили сверхзадачи.

Руководители очень хотели иметь в эфире либерастов, причем это были либерасты лайт — чтобы в прямом эфире не выдали «Путин- говно!» или что-нибудь в таком роде.  Задача на самом деле невыполнимая: «Найдите мне либерала, который будет ругать Россию, но ругать так, чтобы никаких проблем потом ни у кого не возникло».

Признаться, я с большим удовольствием открывала новых людей, мне удалось найти парочку таких, кто раньше нигде не появлялся. Например, мы нашли потрясающую женщину из «Народного фронта»,  Елену Дыбову, она оказалась голосистая и яркая.

Но руководство постоянно проявляло полнейшее отсутствие логики: они требовали новых лиц. Ты эксперта оттестируешь, возьмешь прединтервью, поймешь его позицию по разным вопросам, убедишься, что он подходит, говоришь: «Давайте попробуем». И потом его либо не приглашают, либо сажают на скамейку запасных и слова ему не дают, и неясно, во имя чего все это было затевать. 

Сама структура работы следующая: всего в программе трудится пять или шесть бригад, состоят они из 3-4 человек – это белая кость. Шеф-редактор бригады, человек, отвечающий за видео, человек, отвечающий за предварительную подготовку сценария. И два стада: одно — побелее, редакторы по статусным экспертам, на них общение с випами; и второе стадо – это уж совсем работа для рабов, так называемые редакторы по репликантам.

У меня эта должность ассоциируется с доисторическими животными. Что такое редактор по репликантам? Более стремную работу найти невозможно — это человек, отвечающий за вскакивающих и тянущих руку людей из народа, их даже не подписывают титрами, они лишь вставляют свои реплики.


Вы, будьте любезны, найдите этих людей с историями под некую политическую тему, причем эти люди действительно существуют живьем, и они правда хотят высказаться, ты их приводишь, но скорее всего им эту реплику сказать не дадут. Я репликантами не занималась, но наблюдала за работой редакторов: за них отвечал здоровый отдел, человек 20, самая неблагодарная работа.

Гостями занимается тоже, в общем, человек 25-30. У тебя есть какие-то выходные, но ты работаешь неважно на какую бригаду. Однажды руководство включило здравый смысл в сфере работы с высокими гостями. Чтобы випы не матерились, не бросали трубку и не посылали всех, потому что гостевых редакторов 30 штук, если кто-то шел на контакт, гостя закрепляли за определенными редакторами. Тогда неважно, выходной ты или не выходной, тебе звонят и говорят: «Узнай у своего, он может приехать на эфир?» 

Действительно, гости ходят более или менее одни и те же, например, Михаил Бом <Майкл Бом — бывший страховой агент, переехавший в Россию из США. В ток-шоу его представляют как «независимого журналиста», хотя он никогда не работал журналистом и лишь несколько лет писал колонки для российской газеты на английском языке The Moscow Times — The Insider> Мишу мне не жалко, по нему можно проехаться танком, он хороший, но странноватый. Раньше одно его посещение программы стоило то ли 10, то ли 15 тысяч рублей. Полтора часика посидеть поизображать врага России, ручками помахать, получить тут же в кассе 15 штук и отвалить – милое дело, тем более что Михаила дергают часто.  С тех пор, возможно, гонорар увеличился, но я сильно сомневаюсь, поскольку цены везде падают.
Боссы так и спрашивали про новых экспертов: «А он оручий?» Это один из основных показателей
Что особенно меня бесило в той работе — у руководства был в ходу термин «оручесть». Ты должна предоставлять лица для эфира и этим новым (или неновым) лицам испортить настроение, накрутить — они должны орать. Боссы так и спрашивали про новых экспертов: «А он оручий?» Это один из основных показателей, причем любой интеллигентный адекватный человек, когда слышит этот хоровой ор в эфире, сразу перестает воспринимать информацию, а у начальников это считается высшим пилотажем. Если базар-вокзал в программе – значит эфир задался, если же они худо бедно друг друга дослушивали: один закончил, другой продолжил – все, эфир — говно, все переключили – на нас вопили начальники и Шейнин. При Толстом «Политика» была более или менее ничего, туда считалось статусно ходить — 6 собеседников и ведущий, давали высказаться, а на «Время покажет» принцип другой: «А он орет? Не орет, тогда не надо». Откуда у них такое видение, я не знаю, но редактор получал выговор, если его гость не орал.

Можно было бы эту логику объяснить рейтингами, но я лично рейтингам не доверяю. В регионах те, кто не покупает тарелки, смотрят «Первый канал» и «Россию», поэтому и Аншлаг до сих пор существует – смотреть нечего, жрут то, что дают. 

Темы для программы спускают сверху, часто бывает так, что приходится собирать и разбирать программу в течение дня по 2-3 раза. Тебе дают тему, часто из социальной сферы для первой части «Время покажет» — например, «дороги посыпают солью». Ты подбираешь по ней узкопрофильных экспертов — по городскому хозяйству, из мэрии, зовешь, они соглашаются. Потом тебе объявляют: «Нет, тема меняется на новую — «гомосексуалисты в металлургической промышленности», — и ты должен тех отменить, собрать новых, всем наплевать, что половина двенадцатого. Собрал новый состав гостей, а с утра, допустим, прилетает: «Нет, что-то мы передумали, возвращаем тему». И ты обратно собираешь всех тех, кого отменил.

Именно поэтому умение быть психологом, нянькаться с гостями, петь им дифирамбы было необходимо, потому что иначе тебя уволят, вздрючат, оштрафуют за нехватку экспертов, а ты уже отменял эфир два раза, человек просто тебя послал. 
Бедный Ковтун, он платник, сидит на зарплате, — такой официальный проплаченный враг России.
По теме Украины — всегда одни и те же морды, а где ты других возьмешь – тема опасная. Нужно, чтобы они орали и не зарывались. Допустим, бедный Ковтун, он платник, сидит на зарплате, — такой официальный проплаченный враг России  <Вячеслав Ковтун приехал из Украины в Россию в 2014 году в статусе «временно безработного». В политических ток-шоу его представляют как «украинского политолога» — The Insider>. Он действительно выглядит полным дерьмом проукраинским, человек получает денежку, программа заканчивается, приходит кассир и раздает конвертики. В очередь выстраиваются Бом, Ковтун, такие зарплатные враги.

Майкл Бом и Вячеслав Ковтун

Отбор тем происходил следующим образом: бригада, за которой был закреплен тот или иной эфир, за несколько дней начинала предлагать темы, на чем-то в итоге Шейнин и шеф-редактор останавливались. Не исключаю, что согласовывали выше, но скорее всего лишь в экстраординарных случаях.
Если было что-то острое, что могло стать опасным, сам Эрнст находился в аппаратной и курил
На «Политике», например, которая тоже шла в прямом эфире, если было что-то острое, что могло стать опасным, сам Эрнст находился в аппаратной и курил. Он вообще приходил иногда, а его заместитель всегда присутствовал на эфирах. Сейчас, когда завели «Первую студию» и она идет в ежедневном режиме, я сомневаюсь, что они каждый день сидят в эфирке, это можно озвереть.

Запретные эксперты, конечно, есть, запретных тем тоже не исключаю, хотя правила игры известны, и народ всегда сам понимает, что точно не пойдет, и априори не предлагает такие темы. Были и люди, которые проштрафились, их фамилии записывали на доске и про них надолго забывали.  Точно помню, что таким был Геннадий Гудков и другие воинственные либералы.

Иногда прилетало распоряжение временно забыть про человека, когда им «перекармливали» и он надоедал. Эрнст бывал не в духе и говорил: «Задолбал такой-то», хоть и хороший спикер, нам без объяснения причин спускали, чтобы мы его больше не звали. Мы рабы, нам знать не положено, на вопросы о причинах они отвечали: «Не твоего ума дело».

На моей памяти не было такого, чтобы по звонку сверху увольняли редактора из-за какой-то острой ситуации. Часто нам устраивали дичайшие скандалы, разбор полетов. Спикера, который ходит на эфиры уже 350 лет, вдруг могло понести, но это человеческий фактор.

Приходилось перестраховываться на гостях, но почти все они настолько безопасны, что действительно лишнего не скажут, почти все на зарплате.
Есть и дорогие гонорарники, например, уважаемый мной Доренко стоит соточку за эфир.
Если брать категориями каналов, на ВГТРК финансирование, конечно, лучше, чем на «Первом». Но есть и дорогие гонорарники, например, уважаемый мной Доренко стоит соточку за эфир. Ему объясняют, что от него хотят, он говорит: «Ок, не вопрос», — и великолепно обыгрывает любую тему. Был прецедент, его позвали конкретно мочить врагов по украинской теме, там была женщина-либералка, он ее просто размазал, совершенно омерзительно, с переходом на личности. Наступила рекламная пауза, он встает подходит к ней и говорит: «Слушай, ты не сердись, ты же понимаешь, работа такая», — ручку поцеловал и сел обратно. Как говорится, не хотите – не зовите, я стою 100 тысяч рублей.


Но в принципе «Первый канал» не обладает такими жирными бюджетами, как ВГТРК. За это время наплодили и клонов — на НТВ копия «Время покажет», например, у Норкина,  но основное соперничество всегда было с Соловьевым, конечно. Всегда сравнивали —  «У Соловьева столько-то, у нас столько-то – плохо», но это проявление исторического соперничества Добродеева и Эрнста. Степень оручести – это показатель успеха программы номер один, не рейтинг. Или какой-то неожиданно найденный герой, от которого ничего не ожидали, выстрелил, за это могли даже премию выписать, но это скорее уникальная ситуация. Рейтинги с нами никогда не обсуждали, это прерогатива тех, у кого белая кость, но все понимали, что до Соловьева нам не допрыгнуть.

Сотрудник, отвечающий за политическое ток-шоу на «Первом канале»:


Почему все орут друг на друга на шоу? Наш зритель — это, в основном, домохозяйки, которые днем дома, и им не нужны философствования, разъяснения или глубокий анализ, у них телевизор работает фоном, пока они готовят обед или его едят. Задача канала — дать им эмоции, за хрустом капусты, которую хозяйка жует перед телевизором, слов все равно не слышно. И мы даем им эту страсть. А гости программы уже знают, что от них ждут, и ведут себя соответственно.

Выбирая темы для обсуждения в шоу, мы ориентируемся на социальные сети, никто нам не спускает темы сверху, никаких звонков или инструкций. Отслеживание тем происходит в ежесекундном режиме. Простой пример — Лолиту сняли с поезда по пути на Украину, эту новость обсуждали абсолютно все, и мы, конечно, тоже стали ее обсуждать.
Я знаю как минимум три случая, когда экспертов пытались похитить — одного, например, из гостиницы
Между каналами дикая конкуренция за гостей. За последний год я знаю как минимум три случая, когда экспертов пытались похитить — одного, например, из гостиницы. Сделали вид, что за ним приехала машина от нас, благо, он успел нам позвонить. Но один раз я была свидетелем вопиющего случая: гостя пытались украсть прямо в коридорах Останкино, когда он шел на эфир. Просто схватили за рукав и тянули — хорошо, что он знал, куда на самом деле хочет идти выступать.

Да, у кого-то есть ощущение, что вообще Украина как информповод всем надоела, но она правда волнует, иначе не было бы рейтингов <О том, как госканалы теряют рейтинг, навязывая тему Украины, The Insider уже писал>. После каждой программы мы делаем замер смотрения по минутам, отмечаем, в каких местах зритель отваливается.

На летучке обсуждаются удачные и неудачные ходы. Мы ни с кем не консультируемся, верстая эфир, команда канала — профессионалы, они сами знают, чего от нас ждут. Например, есть тема с этим безумным сносом пятиэтажек. Мы все понимаем, что это важно, хотели бы ее делать, но не делаем. Почему? Есть определенные внутренние правила, они не прописаны, но хорошо известны всем на интуитивном уровне: если брать такую тему, то надо подавать ее в позитивном ключе, объективно нам ее сделать не дадут. При этом среди редакторов есть те, кто против сноса, кто последние деньги принес в банк, взял ипотеку, купил квартиру в пятиэтажке и сделал ремонт. Они возмущены этим законом. Та же история с дальнобойщиками. Если честно, я поражаюсь недальновидности властей.  Что они творят с этим сносом, зачем настраивают против себя огромное количество людей, провоцируют их на протесты?

На канале есть кураторы от администрации президента, все они производят впечатление умных и адекватных людей. У меня создается впечатление, что рядовые работники АП — это патриоты, а вот те, кто выше — просто рубят бабло, им вообще плевать на все. Они такие глупые ошибки совершают — как, например, с Навальным. Помните, он в твиттере накануне своей акции обещал отсудить в ЕСПЧ по 10 тыс. евро всем кого посадят за участие в акции? Что делают люди, которые курируют политику? Находят кучку каких-то болванов с плакатиками, и те якобы выходят на пикет с требованием вернуть им деньги. Выглядит это убого и дешево. В этом смысле предыдущая администрация работала солиднее и профессиональнее. Что бы там ни говорили о Володине, он умный и жесткий человек, а телодвижения людей Кириенко выглядят  беспомощно.

Зигмунт Дженчеловский, польский публицист, гость политических ток-шоу:


Первый раз на ток-шоу меня пригласили в 2015 году. Конечно, я был в курсе, что это за телевизионный продукт, но все равно решил попробовать. Слишком многие российские эксперты говорят о том, какое влияние пропаганда оказывает на российское общественное сознание, чтобы упустить такую возможность.


Зигмунт Дженчеловский в центре

Первый опыт был ужасен. В 2015 году в передаче Андрея Норкина на телеканале «Россия» обсуждали поляков и другие восточноевропейские народы, которые якобы не испытывают благодарности и не разделяют отношения русских к великой Победе. Сначала звучали ожидаемые обвинения: «Мы вас освободили, спасли от нацизма, погибли сотни тысяч наших солдат, а вы этого не признаете!»

Аудитория и участники дискуссии никак не хотели согласиться с распространенной в Польше точкой зрения, что победа над нацизмом не принесла нам свободы, что под дулами советских автоматов у нас был установлен авторитарный коммунистический строй. Меня не спасла попытка найти с залом общий язык, поделиться семейным опытом, хотя мне казалось, что таким образом я смогу достучаться до присутствующих в студии и убедить их, что правда о прошлых временах сложнее. Я рассказал о своей матери-еврейке, которая спаслась в эвакуации в советском Узбекистане, в то время как все ее родные и близкие, которые остались в Польше, стали жертвами Холокоста. Не успел я полностью рассказать свою семейную историю, как какая-то женщина в военной форме с кучей медали на груди заорала: «Вы предали свою мать!» И получила бурные аплодисменты. Так мне заткнули рот.  Мне стало жутко обидно, но, с другой стороны, еще больше захотелось понять, как устроен и как работает этот удивительный российский телевизионный механизм.
Когда люди стали узнавать меня на улице, в основном подходили те, кто хотел плюнуть мне в рожу.
Для меня телевидение и реакция аудитории на него — это своеобразный барометр общественного настроения. Когда люди стали узнавать меня на улице, в основном подходили те, кто хотел плюнуть мне в рожу. Мужик с красным лицом и носом, который встретил меня у входа в метро «Аэропорт», закричал: «Ты сволочь! Ненавидишь Россию! Кто тебя сюда пускает вообще?!»

Впрочем, те, кто хотел выразить поддержку, тоже удивлялись, что меня пускают в страну. Крепко пожимая руку, просили не сдаваться, потому что в эфире нужна и альтернативная точка зрения. Раньше таких было совсем немного, а теперь, в 2017, их стало больше — они хотят сфотографироваться, выражают озабоченность положением в экономике, делятся сомнениями по поводу участия России в войне в Сирии. Спрашивают, сколько можно все валить на Америку.

Понятно, что после моих реплик во время шоу редко хлопали — ведь это делается по сигналу модератора. Как-то я пожаловался отвечавшей за них девушке, что я не тупее тех, кому так громко аплодируют! «Тоже хотите аплодисменты?» — удивилась она, понимая лучше меня, что здесь хлопают не за то, что ты сказал что-то умное. «Ну да», — сказал я, ведь зритель должен увидеть, что так называемым гнилым либералам тоже хлопают. «Хорошо, — пообещала девушка. — Я посоветуюсь с руководством. Для вас тоже что-нибудь организуем». Руководство, очевидно, дало добро, и впервые я получил громкие, бурные овации.


Иржи Юст, чешский журналист: 


На меня производит своеобразное впечатление контент федеральных каналов, ведь я журналист, и мне хочется получать более или менее объективную информацию, а если не объективную, то хотя бы взвешенную. Возьмем, например, выборы президента во Франции – было невозможно смотреть, что показывали на российских каналах. Я был вынужден слушать чешское радио и смотреть чешское телевидение, чтобы хоть что-то узнать про других кандидатов, а не только что Ле Пен — прекрасная дама, а Макрон — полный придурок.


Иржи Юст в программе «Время покажет», «Первый канал»

От себя могу сказать, что на «Первом канале» не делают никаких внушений, что надо говорить. Просто на телевидении работают умные люди, разбирающиеся в психологии поведения, они подбирают гостей так, что могут спрогнозировать, что именно они скажут. Если на повестке Украина, то они подберут упертых так называемых украинских политологов, которых, естественно, в Украине никто не знает, но они выдают их за экспертов, и сразу понятно, что они будут говорить. Затем приглашают их оппонентов и могут на основе предыдущих эфиров рассчитать, что они скажут.

В шоу обычно есть главные эксперты, которые постоянно орут, и гости, сидящие на втором ряду, которые иногда поднимаются и говорят, например: «Я житель Донбасса и хочу сказать…». Я склонен верить, что их могут как-то наставлять, чтобы они сказали именно то, что нужно, чтобы сделать акцент на какой-то мысли.

«Время покажет» — это шоу для домохозяек, это не серьезный разговор, а способ развлечь людей разговором на политическую тему. Серьезную дискуссию, увы, никто и не собирается затевать. Если взять Украину, то кому интересно, что, например, в отставку подала глава ЦБ Украины? Тебе это интересно? Мне это тоже неинтересно. А они будто серьезно обсуждают, как это может повлиять на Украину, хотя главное тут — это визг, крик и эмоции. Это сублимация эмоций на политическую тему. Мы же видим, что политическая повестка дня в России вообще отсутствует , поэтому создается иллюзия, что в стране есть политика, что обсуждаются важные темы. Люди этим удовлетворяются. Я бы сказал, что основная цель этих передач — имитировать наслаждение политикой. У кого-то спрашивали, надо ли вводить российские войска в Сирию? Не спрашивали. Но если это обсудят Сатановский и Коротченко, люди будут довольны.
У кого-то спрашивали, надо ли вводить российские войска в Сирию? Нет. Но если это обсудят Сатановский и Коротченко, люди будут довольны.
Последняя история — с ведром дерьма на «Первом канале» — это вообще запредельно, полнейшая деградация того, что они называют политической дискуссией. Правда, у меня есть свое отношение к этим псевдоукраинцам. Российские телевизионщики вытащили их из ниоткуда — этих Запорожского, Суворова, Ковтуна, создали квазиукраинцев, им хамят, они друг другу хамят, и в качестве награды в 2017 году им дали ведро с шоколадным, прости господи, говном.


Тема уже никому не интересна, самое главное — картинка, эмоции, которые создаются благодаря ей. А положительные они или отвратительные, неважно.

«Первая студия» не может конкурировать с программой «60 минут» на канале «Россия», они по рейтингам рвут «Первый канал» в последнее время, поэтому отстающие стараются каким-то способом их догнать и перегнать. Пробуют всякие «гопнические» штучки — Артем Шейнин приносит на телевидение пистолет (неважно, что он газовый) и бейсбольную биту, и размахивает ими на всю студию, а потом эту биту дарит как бы представителю США Майклу Бому. Кстати, на «Звезду» перестали приглашать так называемых иностранных экспертов, приглашают только россиян. Похоже, поняли, что этот цирк с иностранцами уже неинтересен, и нужен другой подход.
Когда-то мне предлагали деньги, не буду говорить, какой канал. 15 тысяч рублей за один раз
Я не понимаю некоторых коллег, которые в этом участвуют ради славы. Каждый день они проводят в студиях невероятное количество часов, как рассказывал недавно Майкл Бом. Он был на «Первом канале» 6 часов, когда был теракт в Питере. Это печально и грустно — провести на телеканале столько времени и нести там пургу, хотя ты ничего не знаешь о том, что произошло в Петербурге, сидишь в Останкино, и основываешь свои выводы на информации, часто однобокой, которую тебе говорят работники канала, вместо того чтобы получить информацию от людей на месте событий. Многим гостям за это платят. Я помню, что когда-то мне предлагали деньги, не буду говорить, какой канал, — 15 тысяч рублей за один раз.


Тех же самых псевдоукраинцев они приглашают откуда-то из Украины, им оплачивают полностью билет и проживание в Москве в гостинице. Они так и зарабатывают. Когда видишь, как часто они появляются в эфире, то понимаешь, что вряд ли это только тщеславие. Поэтому на программах и собирается такой контингент. Но я к людям в карман не лезу и сам всегда от денег отказывался.

Когда меня приглашали на программу «Место встречи», тоже говорили: «Приходите на любых ваших условиях». То есть я мог бы назвать им любую цифру. Но, так как мне это неинтересно, я ответил, что у меня никаких условий нет, самое главное, чтобы была приличная тема. Деньги приятная штука, и я не дебил или альтруист, но просто есть вещи, за которые не стоит брать деньги.

Софья Адамова

Читайте также: Три фашиста, три веселых друга